Если ситуация станет критической, следует открыть портсигар и закурить. Папиросу взять нужно вот эту, крайнюю, и непременно выкурить до конца. Написанная на тонкой рисовой бумаге депеша – неважная замена табаку, но зато у вас появится шанс выжить, когда она превратится в дым.

Примерно такие инструкции получали в 1918 году курьеры «Азбуки» – тайной организации Белого движения, созданной по приказу генерала Алексеева бывшим депутатом Государственной думы Василием Шульгиным. Первоначально главными задачами «Азбуки» были вербовка офицеров в Добровольческую армию и политическая разведка. Поэтому вполне естественно, что будущие алексеевцы, деникинцы и врангелевцы, пробираясь на Юг, попутно доставляли сообщения из Совдепии.

Собственно говоря, в условиях гражданской войны почта – как и многие другие государственные структуры – выполнять свои функции не в состоянии, а у людей как раз обостряется потребность узнать о судьбе близких или послать весточку о себе. И раз уж единственная возможность связаться с родными – это отправить письмо с оказией, то довольно быстро сформировался рынок соответствующих услуг. Отчаянные молодые люди (или, напротив, субъекты совершенно непримечательной наружности) брали авансом четверть своего гонорара за хлопоты и остальные 75% получали по возвращении, привезя ответ. Газеты публиковали их объявления:

«5-й рейс. Одесса-Москва-Петроград и обратно. Принимаю только серьезные поручения и корреспонденцию. Отъезд 24 января. Скорое возвращение. Прием ежедневно от 2 до 5 вечера, Садовая, 15». («Одесский листок», № 10, 14. 01. 1919).

На фото верху: Москва, Скобелевская площадь, февраль 1917 г. Справа – гостиница «Дрезден», где в это время проживает наш герой.

Возможно, такой услугой и воспользовался – за неимением других каналов связи – направленный Дзержинским в Одессу с заданием особой важности 24-летний чекист Георгий Лафар. Его легенда была под стать заданию: Жорж де Ла Фар, родившийся в России потомок французских аристократов, пишет стихи на нескольких языках, но в сложившихся после революции обстоятельствах готов служить переводчиком, дабы зарабатывать себе на хлеб. Легенда частично соответствовала действительности: Георгий Георгиевич свободно говорил и писал по-русски и по-французски, а также владел итальянским и немецким. До поступления на службу в ВЧК в декабре 17-го он состоял переводчиком при французской миссии генерала Нисселя.

Поскольку легенда успешно выдержала проверку, не прошло и месяца после прибытия чекиста в Одессу, как «агент Шарль» уже служил переводчиком у полковника Анри Фрейденберга, начальника штаба экспедиционного корпуса Антанты в Одессе.

Так как у советской власти отношения с бывшими союзниками Российской империи были плохие, а очистить территорию от интервентов не хватало сил, главным заданием чекиста было «выяснить все возможные пути невоенного прекращения интервенции». Похоже, что план был очень прост: чего не в силах сделать сталь, пусть сделает золото. Впрочем, золота для подобной сделки потребовалось бы столько, что одному человеку и не унести – но, к счастью для диктатуры пролетариата, в распоряжении чекистов имелись и бриллианты, которыми в достаточном количестве был снабжён отправлявшийся в Одессу «агент Шарль».

Как только ему удалось внедриться и осмотреться, в Москву отправились два мелко исписанных листа, запечатанных в конверт с адресом «Москва, Кисельный, 4 (второе окно слева, стучать), Генриэтте Леже».

«По общему мнению штабных, прибывший сюда главком союзных войск на юге России генерал д'Ансельм не более как тряпка. Бразды правления держит в руках начальник штаба полковник Фрейденберг. Его считаю главной точкой приложения сил… Отец Фрейденберга был акционером франко-бельгийской угольной компании, служил в бельгийском трамвайном обществе в Одессе. Сам Фрейденберг уехал из Одессы в детстве, учился в Константинополе, Риме, Брюсселе, где окончил военную школу, а в Париже – Академию генерального штаба. Много лет служит во французской армии, но одновременно якобы представляет здесь интересы двух крупных франко-бельгийских компаний, о чем говорят глухо, но достаточно внятно».

Эту часть операции можно было бы считать успехом, если бы не одно досадное обстоятельство: курьер, очевидно, имел какое-то отношение к «Азбуке», и хотя мятый конверт Шарля до адресата добрался не вскрытым, последовала небольшая проверка, показавшая, что «Леже Генриэтты, проживающей по обозначенному адресу, не установлено. Кисельный переулок находится в непосредственной близости от Лубянки…»

«Азбука» к тому времени занималась уже не только вербовкой и переправкой офицеров в Добровольческую армию, но также и добыванием и обработкой информации – сводя воедино сведения, получаемые из разных источников, люди Шульгина сопоставляли их, получая таким путём вполне качественную аналитику.

После того, как власть гетмана пала и в Киев вошли петлюровцы, структура «Азбуки» ушла в подполье, а сам Василий Витальевич Шульгин вместе с другими руководителями перебрался в Одессу – как раз незадолго до появления там «Шарля». Можно сказать, что вычислить и обезвредить чекиста, окопавшегося при штабе союзников, стало для Шульгина делом чести, раз уж его сеть захватила эту «золотую рыбку» большевиков.

Перехваченные второе и третье донесения «Шарля» наверняка содержали зацепок не меньше, чем было в первом, которое на Лубянку всё-таки попало. Из содержания депеш напрашивался вывод, что такой высокий уровень информированности возможен только для человека, близкого к штабу экспедиционного корпуса. Французские слова и выражения, содержавшиеся в письмах, адресованных француженке и французским же именем подписанных, тоже наводили на определённые мысли. Но и французов, и людей с французскими корнями в Одессе в 1919 году было очень много.

Сузить круг подозреваемых помогло одно обстоятельство – в донесениях (по крайней мере, первом из них; но и в перехваченных, вероятно, тоже) в числе лиц, пригодных для обработки Фрейденберга, упоминалась «королева синема», – и любому было ясно, что речь идёт о Вере Холодной. Среди тех, кто входил в ближний круг кинодивы, был заметен и «маркиз де Ла Фар». Кольцо сжималось…

Впрочем, возможна и другая версия. В те дни юг России наводнила самая разнообразная публика, объединённая лишь тем обстоятельством, что все они бежали от «власти рабочих и крестьян». Среди оказавшихся в Одессе был некто Розенблюм (Соломон, а может, или Самуил или Зигмунд – не столь важно, всё равно этот уроженец Одессы вошёл в историю как Сидней Рейли, агент британской разведки). В советской России объявленный вне закона и приговорённый к расстрелу как участник так называемого «заговора послов», Рейли знал много чего и много кого. В первые месяцы советской власти он при выполнении свей миссии общался и с латышскими стрелками, и с комиссарами, и с чекистами. Одного из последних он вполне мог опознать в лице «маркиза де Ла Фар».

Так или иначе, в одной из одесских газет появилась заметка:

БОЛЬШЕВИКИ – «ГАСТРОЛЁРЫ» В ОДЕССЕ

По улицам Одессы совершенно свободно разгуливают следующие большевистские гости из Совдепии. Грохотов – комиссар по иностранным делам на Мурмане, в своё время арестованный английским командованием и благополучно скрывшийся. Петиков – тоже архангельский гастролер, убийца адмирала Кетлинского. Граф де Ля-Фар – член Московской чрезвычайки.

Граф или маркиз – не так уж важно, поскольку прозвучало имя. Правда, на следующий день другая газета (свободная пресса вольного города) добавила к сюжету новые линии:

РУССКИЕ БОЛЬШЕВИКИ ЗА ГРАНИЦЕЙ  (Покушение на взрыв Эйфелевой башни)

«Матэн» сообщает: из Лондона получены сведения, что два большевистских агитатора, человек по имени Лафер и женщина Галина Руденко, получили распоряжение создать в Испании большевистскую базу и взорвать Эйфелеву башню во время мирного конгресса. Они выехали из Москвы 19 февраля, направляясь в Испанию по фальшивым паспортам. Они именуют себя Георгием и Елизаветой Троше. Благодаря этим паспортам они беспрепятственно выехали из Одессы. С ними проехало третье, неизвестное лицо.

Вероятно, данной публикацией некто пытался поставить «дымовую завесу» – и фамилию персонажа переиначили, и сообщили о его отъезде, и новых фигурантов приплели в надежде сбить со следа контрразведку… только всё это было уже бесполезно.

Судьба Георгия Лафара и ещё нескольких подпольщиков, схваченных контрразведкой, неизвестна – однако вряд и их могло ожидать что-то хорошее.

Алексей Толстой (кстати, знавший Лафара как одного из представителей петроградской художественной богемы дооктябрьского периода) вывел его под именем графа Шамборена в своей повести «Похождения Невзорова, или Ибикус».

В тумане возник темный предмет. Шамборен вытянулся, вглядываясь. Это был конический буек с разбитым фонарем, – лодка мягко прошла мимо него. Пологая волна, разрезанная килем, с шелковым плеском развернулась на две пелены, обдала брызгами. Отсюда повернули в восточном направлении и пошли по мертвой зыби, которая далеко позади разбивалась мощно и глухо о мол, скрытый за дождевой завесой.

Теперь все глядели туда, куда стремился поблескивающий медью и лакированным деревом нос лодки. Качало сильно. Невзоров вцепился ледяными пальцами в борт. Из тумана выдвинулось очертание мачт – двух крестов. Шамборен сейчас же низко опустил голову. Ротмистр перешел на нос и размотал причальный конец.

Быстрее, чем ждали, лодка подошла к барже. Это было каботажное судно, предназначенное для перевозки хлеба. Оно скрипело и покачивалось на канатах. С просмоленного борта висела лестница. Ротмистр схватился за нее, легко вскарабкался на палубу.

– Будете работать наверху, мосье? – спросил он по-французски.

– Я не обязан лазить по лестницам, которые пляшут; дермо и дермо, – ответил француз, но все же сбросил намокший плащ, под которым у него оказался короткий карабин, и тяжело полез на баржу. Встал наверху, раздвинул ноги, щелкнул затвором. <…>

– Граф Шамборен!

Шамборен порывисто поднялся и сейчас же снова сел на скамью. Тогда подросток, весь сотрясаясь, беспорядочно дергая затвор винтовки, захлебываясь матерными словами, принялся толкать Шамборена, – «иди, иди!..». Лодка раскачивалась. Невзорова охватил дикий ужас. Больной, раскаленный зуб вонзился в глубь мозга.

– Стыдно, граф, – баском сверху прикрикнул ротмистр, – давайте кончать.

Тогда Шамборен кинулся к лестнице. Едва его кудрявая голова поднялась над палубой, – француз выстрелил. Шамборен покачнулся на лестнице, сорвался, и тело его упало в море. Студеные брызги хлестнули в лицо Семену Ивановичу.

Впрочем, своё задание «агент Шарль» всё же выполнил. Вряд ли можно считать случайностью, что в первых числах апреля 1919 года французская эскадра снялась с якорей и покинула Одесский рейд.