По случаю 9 мая у каждого из нас вся лента в напоминаниях о войне, в фотографиях.

Мелькнувшее фото с аэростатами заграждения напомнило мне историю, рассказанную в палате 603 соседом по койке, старым мореманом по имени Анатолий Алексеич.

Если хотите, перескажу. От 3-го лица, так будет проще.

Толька родился в 37-м, так что войну не только застал, но и помнил – и воздушные тревоги, и пленных, и много чего ещё. Трофейное оружие держал в руках не единожды. Этого добра тогда был много, причём не только на руках у бандитов, но и у пацанвы. Интересно, каким способом участковые у ребятни его изымали.

Во-первых, участковый знал всех – и взрослых, и детвору, – и его тоже знали. Отношение к милиционеру было не таким, как сейчас – его уважали все, включая дворовую шпану. Участковый был справедлив и даже если кого-то уводил с руками за спину – все знали, почему и за что. И знали, что если случится ситуация, в которую нужно вмешаться и навести порядок – то появится участковый и сделает, что положено. И если ночью или днём раздастся трель милицейского свистка, то в считаные минуты на месте происшествия появятся люди в синей форме. Поэтому по весне, когда из набухших соком веток ветлы мальчишки мастерили себе свистульки, дяденька участковый (если не был занят чем-то поважнее) мог им в этом и помочь, но всегда строго-настрого запрещал добавлять в конструкцию горошинку. И пацаны этот запрет не нарушали, потому что понимали его справедливость. К тому же получить ремня от отца или от мамки всегда хватало поводов более увлекательных, чем устроенная милиционерам ложная тревога.

Да, так вернёмся к трофейному оружию.

Талантом психолога обладал далеко не каждый участковый – но взрослый обычно бывает похитрее ребёнка, и данное обстоятельство обернуть на пользу делу не грешно. И вот, допустим, разговаривает милиционер с пацанами, а им же хочется получить информацию из первых рук, и начинают они расспрашивать про какую-нибудь банду, о которой по Москве идут разговоры. «А правда, дядь Миша, что они детей крали и пускали на пирожки?.. и на Дорогомиловском рынке продавали?» – «Да нет, они магазины грабят. На прошлой неделе в Марьиной роще был налёт на Мосторг – оперуполномоченного убили». – «А он-то что же не стрелял?» – «А он не на дежурстве был, без оружия шёл. И потом, их же там – банда целая, и у каждого ствол».

И глядишь, какой-нибудь малец, проникнувшись, смотается на чердак и притащит немецкий штык или кинжал эсэсовский: «Держи, дядь Миш! Вдруг пригодится!» – «Спасибо, Славка, – серьёзно скажет ему участковый, – может, и пригодится. Но вот если б посолидней чего – оно б точно пригодилось. А, пацаны?..»

И кто-нибудь из старших, помявшись, принесёт парабеллум. Отдаст со вздохом, но не потому, что жалко (хотя и не без того), а потому что обойма пустая – как же дядя Миша отстреливаться будет? Ну ничего, ему патроны на складе выдадут.

Пистолет, понятное дело, был не у каждого пацана. Рогатка – другое дело. У стрелявших камешками или шариками от подшипников резинки были плоские, вырезанные из мотоциклетных или автомобильных камер. У рогаток попроще, из которых малышня стреляла проволочными шпонками, резинки были тонкие, круглые в сечении, беловато-жёлтого цвета. Называлась такая резинка почему-то венгеркой. Добыть её можно было, например, выпросив кусок у бойцов ПВО. Служили в ПВО в основном девушки, а они добрые.

Толька часто видел, как девушки в шинелях шагают, держась за верёвки, прикреплённые к аэростату – будто ведут слона на прогулку. Хотя слоны намного помельче будут, Толька их видел в зоопарке. И слоны тяжёлые, а вот аэростат вообще ничего не весит, и если девушкам его не держать, он улетит.

Бомбили Москву по ночам, поэтому каждое утро, накрутив трос на вал лебёдки, девушки притягивали аэростаты к земле и швартовали в специально вырытых в земле широких ямах, куда надутый гелием аэростат помещался почти до половины своего диаметра. Иногда на позицию приезжала машина с железным баллоном, чтобы подкачать газом похудевший аэростат – его как ни закупоривай, гелий всё равно понемножку просачивается наружу.

Впрочем, физика газов и прочая аэродинамика Тольку не интересовали, в отличие от венгерки, которой тут было завались – толстые жгуты из переплетённых резинок крепились к каждому швартовочному тросу и служили амортизаторами, чтобы при порыве ветра аэростат не оторвался и не улетел, а лишь качнулся бы и отпружинил обратно в свою яму.

Было у аэростатов и ещё кое-что ценное. Правда, не у всех, а только у похожих на дирижабли. Другие, смахивавшие на толстые батоны колбасы, пробуждали пищевые ассоциации, но и не более того. Их круглые резиновые бока ничем не привлекали.

Другое дело дирижабли!.. У этих аэростатов поверх резинового резервуара имелась тканевая оболочка, и ткань была – закачаешься! Серебристого цвета… Толстая или тонкая, и какая она на ощупь – это было неизвестно, но пошить из неё что-то красивое было можно, это без вопросов.

Толька и его приятели долго точили зубы на аэростат, но при военном имуществе постоянно находился дневальный, так что шансов никаких не просматривалось. Долго мозолил им глаза этот серебристый пузырь, потому что как раз мимо поста ПВО ходили они купаться на Москва-реку и обратно домой.

А жил Толька на Воробьёвых горах. Там и деревянные бараки были, и дома получше – невдалеке располагалась студия «Мосфильм», и было при ней служебное жильё, а Толькин батя работал в бутафорском цехе. Впрочем, это неважно, а важно, что Толька с друзьями всё лето пропадал на речке. Дома на этот счёт не беспокоились. Плавал он как рыба, а что заимел привычку прыгать в воду с Андреевского моста, так об этом батя с мамкой не знали.

И вот однажды (было это, видимо, в 44-м году, когда бомбить Москву немцы уже не имели возможности, но силы ПВО ещё оставались в столице) пацанам улыбнулась удача. Точнее сказать, именно так было ими воспринято отсутствие дневального на привычном посту. Аэростат висел, приподнявшись из своего окопчика, в полной досягаемости и соблазнительной неохраняемости.

Пацаны переглянулись. Было ясно – сейчас или никогда. Без единого слова они вытащили перочинные ножички и принялись резать швартовы, озираясь – не идёт ли караульный. С солдатом им повезло – он так и не появился, – но не повезло с физикой. Прогульщики не учли, что 5-6 девушек из ПВО весят существенно больше, чем 3 юных дистрофика. Как только была перерезана последняя верёвка, аэростат начал подъём. Двое сорвались и шлёпнулись наземь практически сразу. Оказавшийся почти без балласта дирижабль устремился вверх с единственным пассажиром, за мгновение до этого даже не помышлявшем о карьере воздухоплавателя.

Самым цепким – а может, самый жадным, – короче говоря, этим аэронавтом оказался Толян. Он быстро сообразил, что влип, но отпускать верёвку было уже поздно. Приятели бежали вдогонку и что-то кричали – слов Толька не разбирал. В общем-то, не так уж и высоко было – примерно как если бы он стоял на крыше своего трёхэтажного дома. Но и с такой высоты падать совершенно не хотелось, тем более что аэростат прекратил набирать высоту и двигался теперь в сторону Москва-реки, причём довольно быстро.

Поняв это, Толька сразу успокоился: падать в реку – это совсем другое дело. Ни разбиться об воду, ни утонуть он не боялся. Главное – не сорваться раньше времени.

Вот уже за деревьями открылся вид на Лужники – огороды, сараи, пристани… Ещё немного, и покажется склон, где зимой тренируются лыжники…

Но в тот самый момент, когда аэростат оказался над кручей, поднимавшийся с реки поток воздуха толкнул его вверх. Рывок оказался достаточно сильным для того, чтобы верёвка выскользнула из Толькиных рук. Падения он не помнил. Спасло мальчишку то, что под ним оказалась не плоскость, а довольно крутой склон, и соприкосновение с землёй было не одномоментным, а растянутым во времени. Тело его стремительно катилось по траве вниз, пока не застряло в кустах. Там его и обнаружили приятели – одежда в клочья, весь в ссадинах, но без переломов.

Естественно, дома сказал, что подрался.