Или, допустим, Перов Василий Григорьевич.

Надоевшие со времён картинок в школьных учебниках «Тройка» или там «Охотники на привале» невольно порождают к художнику отношение такое… ну, немножечко «фи».

Хотя если малость подумать, то за «Чаепитие в Мытищах» художнику в те времена могло бы и прилететь, а уж за «Сельский крестный ход на Пасхе» он огрёб по полной, это уж точно. Какие бы ни были реформенные времена в 1861-м, но так издеваться над священнослужителями мог только человек отчаянный. (Да и в наши дни в экспозиции ГТГ этой картины что-то не видно.))

С другой стороны – что нам фрондёрство столетней давности? Нам подавай художественную новизну!

И вдруг в одном из залов – получи! – «Христос в Гефсиманском саду», Моление о чаше.

Сама сцена понятна: «если только можно, Aвва Oтче, чашу эту мимо пронеси…»

Но тут всего важнее не что, а как.

В какой позе было принято изображать молящихся?.. Коленопреклоненными, сложившими ладони, возведя очи к небесам… У Перова совершенно иначе: фигура, простёртая ниц, выражает одновременно и мольбу, и покорность. И нам даже не нужно видеть лицо Христа, чтобы понять его состояние: он как Сын Божий знает наперёд всё то ужасное, что ему предстоит, и как земной человек хотел бы этого избежать, и в то же время – сознавая и принимая свою миссию – смиряется перед неотвратимостью предначертанного.

Фотография не может передать впечатления от этой картины. Не стекло и не блики тому причиной, а просто композиция в лунном свете выполнена так, что глаза зрителя дорисовывают то, что от объектива ускользает.

Не сразу, но замечаешь мерцающий в лучах луны терновый венец – подобно нимбу, он повис над головой Христа. Этого венка из колючек ещё нет, ничьи руки ещё не сплели его, но он возникнет, когда настанет час.

И белый цветок над руками Сына Божьего тоже олицетворяет своими четырьмя лепестками ожидающий Иисуса крест.

А за полуразрушенной стеной сада, за кактусами, вдали – город Ершалаим: окошки светятся, народ Израиля встречает весенний праздник Песах, и никому из живущих под этими кровлями нет дела до того, кто «пав на лице свое», ещё надеется, быть может, что Отец Небесный решит как-то иначе…

И после такого Василия Перова возникает желание вернуться к другим его работам, всмотреться внимательнее – может, я там не всё увидел и не всё понял?

Окончание следует