Это может прозвучать нахально, но соответствует действительности: «Я пишу
медленнее, чем раскупаются мои книги». Так или иначе, первые 2 тома «ПутеБродителя» за год
распроданы и уже переизданы, а я для обещанного 3-го тома успел написать за истекший год
всего лишь 4 статьи. Хотя, быть может, текст нравится читателям именно потому, что автор
старается писать его как можно лучше.
Надеюсь, что эти тексты вам понравятся.
Любой из них вы можете разместить на своей страничке в социальных сетях – для этого в нижней
части 1-й страницы каждой статьи есть специальные кнопки. (Как говорится, вам ничего не
стоит, а мне будет приятно. «А когда мнэ будит пириятно, я тебя так довезу, что тибе тожэ
будит пириятно».))
Если отрывки вас заинтересовали настолько, что захотелось
прочесть книгу целиком, то без стеснения можете обращаться ко мне. Собираясь на экскурсию,
оставьте сообщение на сайте или позвоните, и я прихвачу экземпляр специально для вас.
Авторским тщеславием не страдаю, но подписывать книги люблю. Так что автограф будет
бесплатным, а книга в любом случае обойдётся дешевле, чем в магазине.
Старопанский переулок
Название переулка образовано от местности «старые паны» – здесь в XVI веке располагался Панский двор – торгово-дипломатическое представительство Польши в Москве. Впрочем, тогда переулок звался Космодамианским по стоявшему здесь храму. Святых бессребреников Косму и Дамиана, прославившихся в древности как целители, которые избавляли людей от недугов и не брали за это денег, в народе очень почитали, и во славу им в Москве было воздвигнуто несколько церквей. Переулков Космодамианских тоже было несколько, что и послужило в 1922 году вполне убедительным предлогом для переименования.
На углу Старопанского и Богоявленского переулков стояла та самая фабрика латунных изделий купца Карунина, по которой площадь когда-то называлась Карунинской. Во второй половине XIX века здание купил основатель и владелец Даниловской мануфактуры Василий Ефремович Мещерин. По его приказу были снесены все старые постройки и в 1877–1878 годах возведено так называемое Мещеринское подворье.
Слово «подворье» в старину означало постоялый двор для приезжающих в город монастырских настоятелей и монахов. Возникали такие заведения, когда кто-нибудь завещал либо дарил обители подходящий участок, или когда государь жаловал землями монастырь. Постояльцами были, конечно, не только особы духовного звания, но и миряне, которым требовался приют добропорядочный и тихий. Впоследствии гостиницы, рассчитанные на такой тип постояльцев, стали именовать себя подворьями.
«Подворья представляют собою нечто среднее между гостиницей и меблированными комнатами. Цены в рекомендуемых нами подворьях – как во второклассных гостиницах. Обстановкой и удобствами эти подворья не уступают недорогим гостиницам, а некоторые из них обставлены даже с бо́льшим комфортом, и все подворья гораздо спокойнее гостиниц. При рекомендуемых подворьях имеется очень хорошая кухня, не слишком дорогая, но буфеты с винами большею частью отсутствуют.
Меблированные комнаты, с ценами за комнату ещё более дешёвыми, чем в подворьях. Для приезжающих в Москву надолго – остановиться в меблированных комнатах удобнее потому, что за номер можно платить помесячно (в гостиницах это стоит почти не дешевле, чем посуточно, так как считается невыгодным сдавать номера на большие сроки со скидкой). Цена меблированных комнат в месяц от 15-20 р. Жизнь в меблированных комнатах дешевле ещё и потому, что при них имеется очень недорогая кухня с обедами по «menu» в 35-50 к. за 2 блюда. Считаем долгом предупредить читателей, что выбирать меблированные комнаты следует с большой осмотрительностью, так как многие из них, несмотря на воспрещение администрации, служат больше приютом на ночь для целей разврата, чем для пассажиров, что, конечно, причиняет квартирантам беспокойство». («Новый путеводитель по Москве», Книгоиздательство П. А. Максимова, М., 1908).
Нижние два этажа Мещеринского подворья занимали отделения банков, выше располагалась гостиница, а на самом верху сдавались меблированные комнаты. Одну из квартир сняла приехавшая из Иркутска Коломбина, она же Маша Миронова, заплатив за месяц вперёд – больше ей было не нужно, поскольку эта экзальтированная особа намеревалась прекратить своё земное существование, и 1900-й год (время действия романа Б. Акунина «Любовница Смерти») представлялся ей весьма подходящим.
Дом описан довольно точно – хотя у Акунина он на этаж выше, действительно имеется узкий, как щель, внутренний двор, а из окон верхнего этажа были видны кремлёвские башни и крыша соседнего дома, пока его не надстроили ещё одним этажом. Правда, отсутствуют балконы, и вряд ли красовалась на доме по другую сторону Старопанского переулка описанная в романе вывеска в виде жестяной фигуры «упитанного ангела с белыми крыльями» – но будем считать, что так всё и было, как в романе, и ангел для Коломбины стал хранителем, когда она «не просто выбросилась из окна, а зачем-то разбежалась и прыгнула – очень далеко», и зацепилась подолом своего платья за вытянутую руку ангела.
Но страховая компания «Мёбиус и сыновья» с их чудотворной вывеской вряд ли могла находиться в этом конторском здании с большими окнами, сложенном из такого же глазурованного кирпича, как и тот старинный трактир на противоположном углу площади. Здесь располагались «Банкирский дом братьев Рябушинских» и Главная контора «Товарищества мануфактур П. М. Рябушинского с сыновьями». Сдавать помещения в аренду владельцы здания не имели необходимости – как, впрочем, не имели и возможности. Площадей свободных не было, недаром же в 1911–1913 годах дом надстраивался. Это добавление исказило пропорции здания, о чём можно лишь сожалеть, потому что более ранняя перестройка дома была выполнена Шехтелем.
Франц Шехтель для Степана Рябушинского построил на Малой Никитской особняк, немедленно ставший одной из достопримечательностей города, поэтому желание братьев поручить обновление фасадов своего главного представительства именно этому архитектору представляется вполне естественным. Поражает другое: стиль модерн в Москве в 1903–1904 годах ещё не достиг своего расцвета, и его возможности отнюдь не исчерпаны – а Шехтель уже ищет что-то новое.
Строгий фасад он не декорировал ничем, кроме неброской гирлянды над четвёртым этажом, а индивидуальность облику здания придавали большие окна – тогда это выглядело необычным. Пока в строительстве не начали применяться железобетонные каркасы, сделать оконные проёмы подобного размера было вообще невозможно, кирпичная стена не имела бы достаточной прочности. К тому же до появления новых систем отопления такой дом был бы очень холодным.
Опережая многих своих коллег, Франц Шехтель использовал новые возможности современной ему техники. Как человек бережливый, он свои удачные находки нередко пускал в дело повторно, причём уже на качественно новом уровне. Пятью годами позже он в Малом Черкасском переулке построит дом по заказу Московского купеческого общества, и в этой работе соединится изящество модерна с лаконичностью и простотой конструктивизма.
Кстати, самая первая работа Шехтеля в стиле модерн находится как раз поблизости. Торговый дом В. Ф. Аршинова (Старопанский переулок, 5) был построен в 1899–1900 годах. Необходимость вписать фасад между двумя соседними домами не помешала архитектору сделать его изящным. Шехтель применил облицовку глазурованной плиткой типичного для модерна голубовато-зелёного оттенка, в качестве декора использовал растительный орнамент и очень характерные маскароны в виде женских головок, а этим арочным окном в три этажа просто поразил всех.
Буквально годом позже при постройке особняка Дерожинской-Зиминой идею гигантского окна Франц Шехтель использует вторично (и уже совершенно потрясающим образом). А здание в Старопанском станет поворотным пунктом в творчестве Шехтеля: на этом заказе он отходит от неоготики и полностью погружается в стилистику модерна. Если бы строительство закончилось чуть раньше, здание вообще могло бы стать первым образцом московского модерна. Однако приоритет достался другому зодчему, Льву Кекушеву – в 1899 году он построил для себя дом в Глазовском переулке.
А сейчас имеет смысл оглянуться, потому что мы чуть не проскочили маленькую церковь с необычным двухшатровым завершением, потерявшуюся между соседними высокими домами. Это и есть храм Космы и Дамиана. В нём, если верить преданию, венчался сам Иван Грозный.
Немного странно – почему здесь, а не в любом из соборов Кремля?
Потому что для Иоанна Васильевича то сожительство было уже шестым по счёту, а ведь установления православной церкви не дозволяют венчаться более трёх раз. Но царь Иван IV был не из тех людей, что применяются к обстоятельствам, и уж тем более – в подобных вопросах. Обычно он сам менял правила игры. Если нельзя, но очень хочется, значит, можно.