Большой Каменный мост

В древности на Руси мостов не строили, потому что любую реку можно было зимой пересечь по льду, а летом переправиться на лодке или пароме. На особенно оживлённых путях ставили так называемые «живые» мосты – плоты или большие лодки выстраивали в ряд и покрывали деревянным настилом, по которому люди и повозки перемещались с одного берега на другой.

С первыми заморозками конструкцию разбирали и вытаскивали на берег, а сразу после весеннего ледохода восстанавливали в прежнем виде. Такой вариант переправы, простой и недорогой, всё же имел и серьёзный недостаток: два раза в год сообщение между берегами на несколько дней прерывалось. Такое временное неудобство могло быть терпимым в других местах, но здесь превращалось в проблему, поскольку расположенные в Замоскворечье стрелецкие слободы оказывались отрезанными от Кремля, и в случае народных волнений царь попал бы в сложную ситуацию.

Михаил Феодорович, первый из Романовых, эту опасность вполне осознавал, ведь его детство прошло в Смутное время, поэтому царь озаботился возведением каменного моста. Зодчего пришлось приглашать из Европы – свои мастеровые не обладали необходимым опытом.

Приехавшие в 1643 году из Страсбурга палатный мастер Анце Кристлер и его дядя Иоганн привезли с собой множество инструментов и приспособлений, необходимых для производства работ, и взялись за дело с истинно немецкой доскональностью: произвели замеры, подготовили чертежи и смету и даже представили царю деревянный макет будущего моста.

Впрочем, представители заказчика тоже старались войти во все подробности – видимо, не хотели оплошать, ведь в те времена царёвы люди отвечали не только за освоение казённых денег, но также и за результат. Дьяки Посольского приказа заставили Кестлера письменно ответить на вопрос, «можно ли будет тому его мосту устоять от льду толщиной в два аршина?» Немец за свой мост ручался: «у него будут сделаны шесть быков каменных острых, а на тех быках учнет лед, проходя, рушиться, а тот рушенный лед учнет проходить под мост между сводов мостовых, а своды будут пространны, свободного места будет по 40 аршин, а меж свободных мест у столпов будут же сделаны острые отлоги; и от льда мосту порухи никакой не будет».

Но строительство моста, едва начавшись, остановилось – и русский царь, и немецкий зодчий в 1645 году скончались. Вернулись к проекту лишь в 1682-м, когда страной правила царевна Софья, для которой стрельцы тоже много значили. Князь Василий Васильевич Голицын, фаворит царевны и большой поклонник европейской культуры, в том числе и зодчества, распорядился достроить мост по чертежам Кристлера, что и было за пять лет исполнено старцем Филаретом, до принятия монашества известным «мостового каменного дела мастером». Диковинное по тем временам сооружение, видимо, денег казне стоило немалых, ибо вошло в поговорку: «дороже Каменного моста».

На левом берегу реки мост начинался от Всесвятской стрельницы с проезжими воротами в примыкавшей к Кремлю стене Белого города. Две центральных арки моста, самые большие по размеру, служили для прохода барок с товаром, в других были водяные мукомольные мельницы с плотинами и сливными воротами. На правом берегу реки мост выходил к Берсеневке и кружалу, в котором пьянствовали ещё опричники Ивана Грозного. За прошедшее столетие царёв кабак не утратил популярности и был всей Москве известен под названием «Заверняйка». В это развесёлое местечко ходить, однако, следовало с осторожностью и лучше в компании друзей, потому что одинокие гуляки становились лёгкой добычей воров, обосновавшихся под последней аркой на левой стороне моста – «под девятой клеткой», как тогда говорили. Оглушив и обобрав человека, разбойники бросали его в реку, и это у них называлось «концы в воду».

Главарём шайки был легендарный душегуб Ванька Каин. При каком-то удобном случае дьяки Разбойного приказа завербовали его в осведомители, но… «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Пользуясь связями с ворьём, Ванька продолжал грабить, а связи с Разбойным приказом делали его неуязвимым. Так что первым «оборотнем в погонах» следует считать именно его, Ивана Осипова.

В XVIII веке на мосту – хотя ширина его составляла всего 11 саженей – появились постройки: табачная таможня, пивной двор и 4 каменные палатки князя Меншикова. Однако не торговля, а ледоходы и наводнения представляли для моста главную угрозу.

В царствование Анны Ивановны было приказано мельницы убрать и быки очистить, чтобы между ними был свободный проход воде, но всё же весеннее половодье 1783 года причинило сооружению серьёзный ущерб. Два года спустя был прорыт Водоотводный канал, что позволило капитально отремонтировать опоры моста, а заодно он был очищен от всех лавочек и ограждён каменными перилами. Впрочем, ширина проезжей части и ширина арок остались без изменений, и весеннему напору воды мост противостоял всё хуже и хуже, так что ремонтировать его после наводнений приходилось и в XIX веке. 

Новый мост, открытый в 1859 году, спроектировал и построил инженер-полковник Танненберг по повелению Александра II. Конструкция представляла собой три чугунные арки на двух каменных быках с мощными ледорезами. Эти острые выступы на западной стороне мостовых опор вошли в московский фольклор в байке про некоего крупного чиновника, который спросил, для чего они нужны, а получив ответ, встревожился: «А что же будет, если лёд пойдёт с другой стороны?..»

Тот мост, по которому мы идём, построили в 1938 году. У него над водой всего один пролёт длиной 105 метров. Если пройти его до конца, то с площадки лестницы откроется чудесный вид, знакомый старшему поколению по картинкам на советских трёхрублёвках (были такие зелёные бумажки в те времена, когда бутылка водки стоила 3 руб. 62 коп.). Это одно из немногих мест – не считая крыш, конечно, – откуда все пять кремлёвских звёзд не только хорошо видны, но даже помещаются в кадр обычного фотоаппарата. Поэтому здесь часто фотографируются, а иногда и кино снимают. Например, «Место встречи изменить нельзя» – помните, когда солдатик любуется рубиновыми звёздами, а Глеб Жеглов стреляет у него сигарету: «“Камель”… трофейные».