Это может прозвучать нахально, но соответствует действительности: «Я пишу медленнее, чем раскупаются мои книги». Так или иначе, первые 2 тома «ПутеБродителя» за год распроданы и уже переизданы, а я для обещанного 3-го тома успел написать за истекший год всего лишь 4 статьи. Хотя, быть может, текст нравится читателям именно потому, что автор старается писать его как можно лучше.

Надеюсь, что эти тексты вам понравятся. Любой из них вы можете разместить на своей страничке в социальных сетях – для этого в нижней части 1-й страницы каждой статьи есть специальные кнопки. (Как говорится, вам ничего не стоит, а мне будет приятно. «А когда мнэ будит пириятно, я тебя так довезу, что тибе тожэ будит пириятно».))

Если отрывки вас заинтересовали настолько, что захотелось прочесть книгу целиком, то без стеснения можете обращаться ко мне. Собираясь на экскурсию, оставьте сообщение на сайте или позвоните, и я прихвачу экземпляр специально для вас. Авторским тщеславием не страдаю, но подписывать книги люблю. Так что автограф будет бесплатным, а книга в любом случае обойдётся дешевле, чем в магазине.

X

Нащокинский переулок

В честь проживавшего в доме № 14 автора романа «Чапаев» целых 60 лет именовался улицей Фурманова этот переулок, пока ему в 1993 году в потоке обратных переименований не вернули прежнее название – Нащокинский, по фамилии одного из здешних домовладельцев, о котором расскажу немного позже. А вот про Фурманова и про его появление здесь самое время рассказать сейчас. И лучше всего – словами человека, чьих предков прославленный комиссар выкинул из их собственного дома.

«Однажды в воскресный день, когда все обедали, внизу постучали, и вошла группа из нескольких вооруженных солдат. С ними был человек в кожаной куртке и в брюках с лампасами. Они бесцеремонно зашли в обеденный зал и стали все вокруг осматривать: стены, потолок, мебель, картины.

Человек в кожаной куртке представился через несколько минут:

– Комиссар Красной армии – Фурманов! […]

– Вы ешьте, ешьте, господа… – добавил Фурманов.

Он продолжал осматривать серванты с посудой, проводил ладонью по спинкам стульев, а потом бесцеремонно распахнул двери и проследовал внутрь дома по анфиладе комнат – прямо к будуару Натальи Николаевны!

Прадед бросился за ним следом, а Фурманов уже вошел туда и крутил в руках флакончик духов, взяв его прямо с полки трельяжа Натали.

– Что вы себе позволяете! – с возмущением спросил его Георгий Христофорович. – На каком основании?

Двое солдат, сопровождавших Фурманова, моментально встали между ним и комиссаром, угрожающе наклонив винтовки со штыками в сторону прадеда.

– Да вот смотрю, – спокойно сказал Фурманов, – подбираю себе дом… Вы знаете, – обратился он к солдатам, – а, пожалуй, мне этот дом подходит! На нем и остановимся! Конечно, обстановочку надо будет сменить, картинки эти со стен убрать. Может, в музей какой отнесете. Барахло всякое тоже мне не надо… А ты на меня голос-то не повышай! закончил он фразу, глядя в упор на Георгия Христофоровича своими бесцветными глазами. – Ты иди пока к семье. Доедайте там свой обед и помещение освободите! Возьмите с собой то, что сможете унести». (Артём Тарасов, «Миллионер», 2004)

Зеленоватый дом с головой химеры на эркере и барельефом, изображающим единорога, построил архитектор Пётр Щекотов в 1897 году. Недавно проведённая реконструкция существенно изменила облик здания, но надо признать, что в целом получилось хорошо. Практика последних лет такова, что реконструируемый дом чаще всего полностью разбирают, а затем руками гастарбайтеров отстраивают заново – более или менее напоминающим то, что было прежде.

Приятно видеть, что в данном случае проектировщики из Архитектурного бюро «Остоженка» смогли решить стандартные задачи (устройство подземного паркинга, увеличение полезной площади), не испортив старинный дом.

Особого интереса заслуживает работа специалистов из Центра историко-градостроительных исследований – чуть отступив от первоначального вида здания, они сумели воссоздать дух готики, разместив на фасаде изображения фантастических существ, в авторском проекте отсутствовавших. Ничто не украшало арку проходного двора, кроме остроконечного карниза, а на месте головы химеры торчала металлическая часть конструкции, поддерживавшей эркер.

Изящные, даже миниатюрные украшения не очень соответствуют авторскому стилю Петра Щекотова (элементы декора он предпочитал крупные), но вот этому зданию они настолько «пришлись впору», что местные жители не только не упрекают реставраторов в самовольстве, но уже начали «вспоминать» о том, что по бокам от въезда в арку стояли две каменных тумбы с изображениями единорогов, якобы исчезнувшие в процессе ремонта.

Кстати, в фильме «Покровские ворота» сквозь эту арку въезжал на «копейке» повзрослевший Костик в исполнении Михаила Козакова, и через неё же «неутомимый Савранский» на своём железном коне влетал во двор, сворачивал влево и лихо подвозил студента Костика в исполнении Олега Меньшикова к соседнему дому, где по фильму находилась та колоритная коммуналка. В результате реконструкции дом подрос, обзавёлся мансардой и вторым балконом, сменил колер и, похоже, превратился в офис какой-то солидной фирмы.

Дальше по левой стороне Нащокинского переулка стоит бело-жёлтый двухэтажный особнячок с вазами в античном стиле на углах аттика. Построенный в 1880 году, дом недавно был отреставрирован, но если верить некоторым источникам, раньше он выглядел несколько иначе: балкон держала на своих могучих крыльях пара клювастых орлов, а над воротами сияли электрические фонари, на матовом стекле которых читалась надпись: «Дом Захарьина».

В конце XIX века сюда регулярно приезжал пожилой господин довольно странного вида: лысый, с окладистой чёрной бородой, в круглых очках, одетый в наглухо застегнутый долгополый сюртук и даже летом обутый в валенки. Это и был знаменитый доктор Григорий Антонович Захарьин, о котором по Москве ходило множество легенд, рисовавших его в самом разном свете – как гениального врача, умеющего поставить верный диагноз после одного взгляда на пациента, как ужасного сквалыгу, назначавшего совершенно невообразимые гонорары за свои консультации, а иногда и как настоящего «чокнутого профессора», способного тростью разбить окна в комнате больного, чтобы раз и навсегда объяснить его родственникам важность гигиены и вентиляции.

Личность не менее яркая и противоречивая, чем доктор Хаус, Захарьин достоин отдельного рассказа – но в другой раз, пожалуй. Сейчас мы просто представим себе, как Григорий Антонович, тяжёло опираясь на свою палку, преодолевает несколько шагов от пролётки до двери дома своего сына. Сергей Григорьевич, страдавший нефритом, отца пережил не намного, а большую часть унаследованного огромного состояния потратил на добрые дела: построил больницу для бедных и оплатил закупку экспонатов для одного из залов Музея изящных искусств, создававшегося профессором Цветаевым.

1 2