Круг чтения. Борис Маркус
11-05-2020

Борис Маркус не литератор, а архитектор по профессии. Впрочем, его воспоминания делает интересными не это (хотя авторские иллюстрации хороши, выпускник МАРХИ не посрамил свою альма-матер; и даже когда понимаешь, что это рисунок с открытки или с фото из коллекции Готье-Дюфайе, Маркуса упрекнуть не в чем, ведь книга писалась в доинтернетовскую эпоху, и оригиналы изображений мало кто видел, так что показать их читателю было просто необходимо).

Но прелесть книги не в картинках, а в разбросанных по тексту деталях, порой уникальных (а порой загадочных – например, он пишет, что жил в доме С.О. «Россия» – но не на Лубянской или Сретенской площади, а на Кудринской; причём по картинке понятно, о каком здании идёт речь, но обычно оно фигурирует как дом Фирсовой…)

Автор родился в 1919 году в Москве, на Кудринке, и он показывает, какой ему Москва виделась тогда. Приём «глазами ребёнка» чуточку лукавый, но он удачно найден. Во-первых, мальчишка нашего времени, читая эту книгу, будто бы попадает в Москву столетней давности, но не теряется в ней, потому что его спутник – такой же пацан, но он тут как рыба в воде. С этим не сравнится никакая прогулка по бульварам с дедушкой. Во-вторых, даже читатель более искушённый найдёт для себя что-то неизвестное. Допустим, я (уровень «экскурсовод») могу пролистывать текст целыми страницами – но прихожу в восторг, например, добравшись до такого пассажа:

«…от Театральной надо после «Метрополя» проехать через узенький Театральный проезд вдоль Китайгородской стены. Рядом с ней памятник первопечатнику Федорову.

Около стены полно народу. Тут знаменитые развалы книг, тут туда и сюда шныряют китайцы с разноцветными большими и маленькими веерами, гирляндами, с цветными воздушными шарами, со свистелками «Уйди-уйди», маленькими мячиками-полушариками на длинных тонких резинках. Тут же на углу Лубянской площади у самой Китайгородской стены стоит киоск, единственный, кажется, во всей Москве. Называется он просто «Лом». А продают тут шоколадный лом, куски и обломки шоколадных плиток, которые не могут идти в производство настоящих конфет. И стоят эти обломки страшно дешево».

Или, допустим, описание «кругосветки» на трамвае.

Как ездили на колбасе, это я знал. Как в час пик пассажиры висели гирляндами на подножках – тоже в кино видел. А вот такое – нет:

«Конечно, прогуливаем школу. Но на что не пойдешь ради такого путешествия. Огромное удовольствие! Еще бы: мы ни от кого не зависим, мы прекрасно устроились, стоя на подножке с левой стороны трамвая, и в ус не дуем. Только бы милиционеру на глаза не попасться. Двери трамвая с этой стороны плотно закрыты. Вход и выход только с правой стороны. Все тут устроено как бы специально для нас».

Лотошники

Хожу по улицам города, наблюдаю. Чем важнее улица, тем больше на ней магазинов, лавок. Даже киосков и палаток. Особенно во время НЭПа торговля развилась чрезвычайно широко и проявлялась в разных формах. Государственные магазины, кооперация, частники. А совсем недавно появились на улицах и площадях лотошники. А может быть, они и раньше были, только я что-то не замечал. Стоят по углам у перекрестков, около трамвайных остановок, около оживленных мест разные тети, иногда и дяди, а иногда и подростки. Через плечо перекинут ремень, удерживающий лоток. Лоток – это широкий и неглубокий ящик. Примерно восемьдесят сантиметров на шестьдесят. Или метр на восемьдесят. А высота всего сантиметров пятнадцать, не больше. В лотках у одних только папиросы, сигареты, табак, спички и даже пачки махорки.

У других – кондитерские изделия: конфеты россыпью и в пакетиках, печенье так же. Иногда крендельки, кексы, но это реже. У лотошников обязательно поверх одежды белые фартуки, форменные фуражки, на которых надписи «Моссельпром», или «Табак», или еще что-нибудь. Лотошники не самодеятельные продавцы-одиночки. Они работают от фирмы. Имеют специальные свидетельства. А вот, кто им цену устанавливает, не знаю. Возможно, с базы получают по оговоренной, установленной цене, а продают по своей. Но в разумных, разумеется, размерах наценок. Иначе нельзя.

Иначе не пользовались бы такой популярностью. Есть еще другой тип таких розничных продавцов-индивидуалов. Эти особенной любовью пользуются у малышни и подростков. Да и взрослые не прочь стать их покупателями. Это – мороженщики. Бродячие мороженщики. С огромными бидонами, в которых находится превосходная прохладная сладость. Вооружены мороженщики разными приспособлениями. Трех видов. Большой, диаметром в семь-восемь сантиметров, средний – в пять-шесть, примерно, и малый – в три-четыре сантиметра.

Инструмент этот устроен так, что на выдвижное донышко невысокого цилиндрика указанных размеров, укладывается вниз головой вафля. Поверх нее до края, а чаще всего даже выше края, накладывается мороженое. Разное, в зависимости от пожелания покупателя. То ли сливочное, то ли фруктовое, то ли кремовое. А фруктовое бывает разное – лимонное, или клубничное, или еще какое. Поверх сладкой массы укладывается другая вафля. И обязательно лицевой стороной вверх. Специальный толкатель выдвигает порцию мороженого вверх. Готово.

Счастливый обладатель аккуратно берет ее за вафли и прежде всего внимательно осматривает их. Ведь на вафлях написаны имена. Мужские, женские. Мороженщица же видит, кому продает, и берет вафли соответственно из разных пачек. То мужское имя достает, то женское. Интересно, кто же твой суженый?

Большая порция стоит пятнадцать копеек, средняя – десять, а малая – пять. Мы давно уже сообразили, что лучше покупать малые. Даже, если есть целых пятнадцать копеек. Правда, это случалось не часто. Но даже если и были пятиалтынники или гривенники, то, все равно, покупали маленькие порции. Сразу две или три. Ведь, во-первых, в трех малых порциях мороженного больше, чем в одной большой, а во-вторых, имен будет больше – целых шесть вместо двух. Да и удовольствие растянуто. Никакого расчета нет покупать большие порции. Правда, иногда хотелось похвастаться самой большой порцией, чтобы поглядывать свысока на обладателей малых. Огромное наслаждение доставляют нам мороженщицы. А как вообще можно жить без мороженого?

Точильщик ножей, ножниц

Появление во дворе точильщика всегда всеми ожидалось с нетерпением. Еще бы, ведь у каждой хозяйки обязательно что-нибудь затупилось. Ножи ли, ножницы, или ножи от мясорубки. Да мало ли что. Поэтому, как только со двора доносилось протяжное: «Ножи, ножницы точить! Старые кастрюли паять!», сразу же со всех сторон, через все двери начинали выбегать и женщины и дети. С ножами, ножницами. Большими, маленькими, всякими. С ведрами, кастрюлями, мисками и кружками.

А точильщик ставил свой точильный станок посреди двора и начинал свою работу. Зрелище было захватывающе интересно. Из-под точильных дисков веером неслись яркие искры. Диски вращались от колеса с шатуном, который крепился к дощечке-подножке. А подножку мерно нажимал точильщик. Вверх – вниз, вверх – вниз. Колесо крутилось, а у него был кожаный приводной ремень, который вращал маленькое колесо, закрепленное на одной оси с точильными дисками. Немудреная механика. Но как здорово у него все получается. Засмотреться можно.

Ножи или ножницы он слегка прижимает к ребру точильного диска и водит лезвие вправо-влево. А потом правит фаску боковой поверхностью этого диска. Там еще какие-то есть. То ли кожаные, то ли тоже абразивные, но более мелкозернистые. Не присматривался. Только видел, как он с одного диска переходил на другой или на третий. Артистично работал.

Если точильщик был одновременно и паяльщиком, то он после точки ножей и ножниц брался за пайку. Для этого у него была специальная горелка или обыкновенный примус. Он разводил огонь и принимался за работу. Сначала тщательно очищал предмет какими-то щеточками. Думаю, что металлическими. Но, кто знает. Может быть, и обыкновенными щетинными, но очень уж жесткими, а в это время на огне нагревался паяльник. На него интереснее было смотреть, чем на чистку посуды. Цвет паяльника менялся с красного, на какой-то ослепительно светлый. Самое чудесное начиналось, когда паяльщик накладывал кусок олова на место спая, когда это олово на глазах таяло и заполняло собой то место, которое требовалось запаять.

Все мы стояли, как завороженные, глядя на мастерскую работу. И не только мы, ребятишки. Рядом стояли и хозяйки посуды и даже просто любопытные мужчины. Всем было интересно посмотреть, как из под рук этого мастера выходила починенная вещь. Любо-дорого смотреть Постепенно очередь уменьшалась, хозяйки возвращались в свои квартиры, а мы продолжали заворожённо смотреть на снопы искр. Какая замечательная профессия! Как хочется повертеть станок или хоть подержать паяльник!

Иногда я видел, как точильщик, стоя у двери магазина, работал. У него на станке между планками были заткнуты самые разные ножи: огромные и широкие, узкие и длинные. И даже топор был воткнут. Это точильщик обслуживал мясной магазин. Только там можно увидеть такое.

Китайские прачечные

В нашем доме на Кудринской площади в первом этаже размещалось много разных магазинов и мастерских. За углом со стороны Поварской размещалась прачечная. Казалось бы, что тут особенного. И теперь повсюду прачечные есть. Только теперь где-то работают большие фабрики-прачечные, а по городу разбросаны приемные пункты. А тогда у нас в доме была прачечная, где и принимали белье, чтобы его выстирать, выгладить и выдать на руки. Все в одном месте – и прием, и работа, и выдача. Из окон, выходящих в наш двор, всегда сквозь неплотно закрытые окна шел пар.

Работали в прачечной китайцы. Самые настоящие. Смуглые, скуластые, с раскосыми глазами. Только вот без кос и без круглых конусообразных шапок, как их рисуют на картинках. И очень веселые. Совсем не страшные. С нами, ребятишками, все время говорили, улыбаясь. У меня даже создалось впечатление, что они даже в печальные минуты тоже улыбаются. Просто у них свойство такое. Иногда они нам, ребятишкам, даже леденцы на длинных палочках давали. Красные, очень сладкие. Однако, мама запрещала мне брать их. А жаль. Другие ребята брали, а я завидовал.

Стирали и гладили китайцы превосходно. Мама говорила, что так она не может, как бы ни старалась. Помещение у них было очень чистое. Стены белыми изразцами, как печи голландские, покрыты. И все у них аккуратно было. Думаю, что иначе бы им и не доверяли бы свое белье хозяйки.

В городе я видел много таких китайских прачечных. А потом как-то вдруг они все исчезли. Пришлось возить грязное белье в стирку очень далеко в фабрику-прачечную, где примерно за ту же цену стирали значительно дольше и, к сожалению, хуже. Но ничего поделать было уже нельзя. Приходилось пользоваться фабрикой-прачечной, что поделаешь?

А куда все-таки исчезли наши китайцы?

Робот на это вряд ли способен, а вы без труда сможете закончить фразу: Игра не стоит
Ирина Луканова
ответить
Очень мило, трогательно, чудесно! Калейдоскоп московской жизни, вызывающий улыбку... Спасибо, Виктор!
Робот на это вряд ли способен, а вы без труда сможете закончить фразу: Игра не стоит